Бушков Александр Александрович

Но откуда они, я и теперь не берусь определить, я никакой не историк, слишком мало все же видел этих картинок и никак не могу сказать с уверенностью, чье именно оружие, чьи доспехи. Их столько было, самых разных, по всему свету. Сущее Средневековье, вот и все, что приходило на ум... Но это была не самая главная диковина. Самая главная – размеры!

Угоди Фриц противотанковым под башню, ее снесло бы к чертовой матери. Но, как потом выяснилось, стрелял он осколочно-фугасным – что нашлось. Броню не пробило, получилась лишь изрядная вмятина – но вот Рому осколками и взрывной волной буквально разрубило пополам, нижняя половина тела осталась в башне, а верхнюю снесло на земь.

С совершенно спокойным видом она положила ладонь на пресс-папье – и по горнице пропел странный долгий звук, словно тронули струну великанской гитары. И за спиной у меня раздался переливчатый, мелодичный аккорд, словно бы в ответ – но таким звукам неоткуда взяться в простой деревенской хате, и непонятно, что может их издавать.

Не прекословя, я направился туда, отпер кованую щеколду. В самом деле, сортир, только крайне благоустроенный: безукоризненная чистота, не полированные, но на совесть ошкуренные каким-то здешним наждаком темные доски.

Императорский двор был доволен своим новым поставщиком: ликеры, коньяки, вина и настойки Смирновых соответствовали требованиям самых отъявленных гурманов. А о водке и говорить было нечего: она уходила влет, особым спросом пользовались № 20 и 21. Последнюю водку – № 21 – прозвали «народной», поскольку она была, во-первых, самым популярнейшим в России напитком, а во-вторых, доступным для всех.

Центром сосредоточения всего французского в Москве стал Кузнецкий Мост, где первоначально правили бал евреи и немцы, но к началу XIX века их всех вытеснили французы. Поверженные торговцы унесли свой бизнес в пределы Китай-города, а на Кузнецком Мосту закрепились, говоря сегодняшним языком, элитные бутики.

Часовой у крыльца был знакомый и меня уже знал, но все равно по въевшейся привычке окинул бдительным взглядом. Опытный был кадр из войск НКВД по охране тыла, с медалью и орденом, красной нашивкой за легкое ранение.

Пришел солидный дядя, именно такой, каким мне его в первый же день описали оперативники: в стареньком, но чистом, отглаженном костюме, при галстуке, тронутой сердимой окладистой бороде и чеховском пенсне со шнурочком, в золотой оправе.

Часовой у крыльца был знакомый и меня уже знал, но все равно по въевшейся привычке окинул бдительным взглядом. Опытный был кадр из войск НКВД по охране тыла, с медалью и орденом, красной нашивкой за легкое ранение.

Пришел солидный дядя, именно такой, каким мне его в первый же день описали оперативники: в стареньком, но чистом, отглаженном костюме, при галстуке, тронутой сердимой окладистой бороде и чеховском пенсне со шнурочком, в золотой оправе.