Рой Олег Юрьевич

Твоя жизнь – не машина. А если и машина, ты сама себе шофер, посторонний для поворота не нужен. Ты, главное, не спеши.

Обвинение было бредовым чуть более, чем полностью. У такой рохли? Я вас умоляю! Но именно от самых бессмысленных обвинений труднее всего защищаться, так что именно они пугают сильнее всего. Вон, аж затряслась!

Зеленую тетрадь я нашла, когда собирала вещи для переезда. Так странно, я будто бы читала ее в прошлой жизни, а ведь начиналось все именно с нее. Если бы не эссе, заинтересовавшее меня в парке и не рассказ про телепродюсера по имени Таня, я бы не решилась что-то изменить в моей жизни. Без зеленой тетради я бы продолжала работать секретаршей под началом Змеюки и считать всех окружающих своими врага

А представьте себе, что любой брак – это карандаш. Цветной или простой, длинный или короткий, тупой или острый – не важно. Это – карандаш, которым оба супруга по очереди рисуют одну картину.

Пусть Людмила Сергеевна и не говорила этого открытым текстом, но все-таки была убеждена, что ее дочь достойна всего самого лучшего. И работа в московском представительстве итальянской компании в их с мамой системе ценностей уж точно относилась к категории лучшего — но только как промежуточный этап, как очередная ступенька к достижению цели.

Неудивительно, что, будучи сильно привязанной к маме, Римма с раннего детства воспринимала ее романтические грезы как свои собственные. Как и мама, она бредила Италией, зачитывалась книгами о ней и знала чуть ли не наизусть все любимые мамины фильмы.

Пусть Людмила Сергеевна и не говорила этого открытым текстом, но все-таки была убеждена, что ее дочь достойна всего самого лучшего. И работа в московском представительстве итальянской компании в их с мамой системе ценностей уж точно относилась к категории лучшего — но только как промежуточный этап, как очередная ступенька к достижению цели.

Неудивительно, что, будучи сильно привязанной к маме, Римма с раннего детства воспринимала ее романтические грезы как свои собственные. Как и мама, она бредила Италией, зачитывалась книгами о ней и знала чуть ли не наизусть все любимые мамины фильмы.

Пусть Людмила Сергеевна и не говорила этого открытым текстом, но все-таки была убеждена, что ее дочь достойна всего самого лучшего. И работа в московском представительстве итальянской компании в их с мамой системе ценностей уж точно относилась к категории лучшего — но только как промежуточный этап, как очередная ступенька к достижению цели.

Неудивительно, что, будучи сильно привязанной к маме, Римма с раннего детства воспринимала ее романтические грезы как свои собственные. Как и мама, она бредила Италией, зачитывалась книгами о ней и знала чуть ли не наизусть все любимые мамины фильмы.