Жила-была девочка, которой бог лжи сделал подарок – научил рассказывать чудесные истории, в которые верят все вокруг, даже если в них нет и слова правды. Но на то он и бог лжи, чтобы требовать плату за свои подарки… Теперь девочка (уже довольно взрослая и с красивым именем Серильда) заперта в страшном замке и должна превращать солому в золото.
Позолота
– От автора культового цикла «Лунные хроники»
– Тёмное и атмосферное переосмысление сказки братьев Гримм.
– Захватывающий ретеллинг истории о Румпельштильцхене и Серильде, которая должна превратить солому в золото.
Когда-то давно Серильда получила в дар от бога лжи способность — сочинять удивительные истории, от которых дух захватывает. Но Ольховый Король во всём видит лишь прикладную выгоду и похищает Серильду. Ведь она умеет превращать солому в золото, разве нет?
Что бы ни твердила Серильда, Король ей не верит. До утра она обязана превратить солому в золото, иначе ей светит казнь. Серильда уже почти отчаивается, но на помощь ей приходит загадочный юноша по имени Гилд. Он может помочь девушке, но Серильда обязана принести что-то в жертву.
600 р. 729 р. - 18%
О том, что с ней случилось, кто помог спастись и причем здесь сказки братьев Гримм можно прочитать в новом романе Мариссы Мейер. Предлагаем познакомиться с отрывком из романа.
Глава 18
Сон был прекрасен — настоящий парад драгоценностей и роскошных шелков, и вина сладкие, как мед. Золотой бал, великолепный праздник,
искры в воздухе, фонарики на деревьях, маргаритки вдоль дорожек. Смех и возгласы в пышном саду, окруженном высокой стеной, освещенной теплым светом факелов. Веселое событие — блестящее, забавное и яркое.
День рождения. Королевское торжество. Прелестная юная принцесса, наряженная в шелка, улыбалась, обеими руками сжимая подарок.
И вдруг — тень.
Позолота растворялась, стекала в трещины древних камней, а оттуда дальше, в ворота. Она покрыла дно озера.
Нет. Это вовсе не золото... Это кровь.
Серильда вскрикнула и широко открыла глаза. Сев в кровати, потерла грудь. Что-то давило на нее, выжимало из нее жизнь. Пальцы нащупали только ткань ночной сорочки, влажную от пота.
Сон цеплялся, не желая уходить — его туманные пальцы все еще рисовали кошмарную сцену, но воспоминание уже тускнело. Серильда обвела глазами комнату, но сама не знала, что именно она ищет. Чудовище? Короля? Все, что она помнила — чувство ледяного ужаса и знание, что произошло что-то страшное, и она не могла это остановить.
Прошло немало времени, прежде чем она убедилась, что это был всего лишь сон. Дрожа, она снова опустилась на соломенный тюфяк.
Под дверью уже пробивался утренний свет — ночи становились короче, приближалась весна. Снег на крыше уже начал таять, слышалась частая дробь капели, а скоро и она закончится. Ярко-зеленая травка покроет поля. Распустятся и потянутся к солнцу цветы. Воронье будет собираться огромными стаями, чтобы выбирать из грязи жучков-червячков — потому-то последнее полнолуние зимы и называют Вороньей Луной. Никакого отношения к безглазым, взъерошенным тварям оно, конечно, не имело. И все же Серильда весь месяц волновалась при виде любой вороны. Каждая птица с темными перьями вызывала подозрения, каждое пернатое в небесах казалось шпионом Эрлкинга. Но нахткраппа она больше не видела.
Серильда не осмеливалась надеяться, что король о ней забыл. Что, если ему нужно было вовсе не золото? Что, если он только хотел наказать девчонку, возомнившую, что она может безнаказанно лишить его добычи. Возможно, теперь, когда Эрлкинг убедился в ее способностях, он оставит ее в покое?..
Или не оставит.
Он может посылать за ней в любое полнолуние, пока не наиграется.
А вдруг он никогда не наиграется? Неопределенность — вот что было хуже всего. Они с отцом строили планы, и она знала, что отец не передумает, даже если побег бесполезен, даже если их усилия напрасны. Все равно они сорвутся с насиженного места и будут искать прибежища в чужом городе…
Тяжело вздохнув, Серильда встала и начала одеваться. Отца не было дома, в последнее время он уходил рано по утрам — вместе с Зелигом совершал вылазки в Мондбрюк. Ему очень не хотелось так часто оставлять дочь одну, но Серильда настаивала — это был лучший способ придать их побегу хоть какое-то правдоподобие. Якобы отец продолжает работать в ратуше, дожидаясь, пока не начнется работа на мельнице. Скоро снег в горах начнет таять, Сорге снова станет полноводной и быстрой, наберется сил, чтобы вращать мельничное колесо, вертеть жернова и перемалывать озимую пшеницу, которую вот-вот начнут жать.
...К тому же, так отец сможет вовремя узнать о том, когда начнется весенняя ярмарка. Серильда прожужжала уши всем, кто был готов ее слушать, о том, что отец возьмет ее в Мондбрюк на несколько дней, на торжества по случаю открытия ярмарки. И что вернутся они после Вороньей Луны. Такую они придумали историю. Слышал ли ее кто-то из шпионов Эрлкинга, Серильда не знала.
Ну, а в Мерхенфельде, похоже, их планы никого особо не занимали, разве что дети шумно завидовали и требовали, чтобы она привезла каждому по подарку с ярмарки или хотя бы сладостей. Серильда с тяжелым сердцем пообещала, зная, что слова не сдержит.
Мельник во время поездок в большой город потихоньку распродавал их вещи. И раньше небогатый домишко теперь и вовсе опустел. Тем проще было собрать оставшиеся пожитки и сложить на тележку, в надежде, что старому Зелигу хватит сил, чтобы тащить ее. Еще мельник нанял в Мерхенфельде поверенного, чтобы тот занялся продажей мельницы — на вырученные деньги они смогут устроиться в Верене и начать новую жизнь.
У Серильды осталось всего несколько мелких дел, и одно из них она откладывала целый месяц.
Она собрала стопку книг и аккуратно сложила их в корзину. Провела рукой по обложке томика, который дала ей библиотекарь в Адальхейде, и снова почувствовала угрызения совести. Не надо было брать эту книгу, пусть даже Фрида и уговаривала ее. Ведь она не собирается ее читать. История промышленности и сельского хозяйства была ей далеко не так интересна, как история фей и чудовищ, а полистав книгу, Серильда поняла, что автор вряд ли собирается писать о тайнах Ясеневого леса. Может, подарить ее школе?
После долгих колебаний она положила томик в корзину к остальным книгам и вышла за дверь. Только она прошла под ветвями лесного ореха, как услышала посвистывание. Навстречу по дороге шел юноша с копной вьющихся черных волос и смуглой кожей, которая казалась почти золотой на утреннем солнце.
Серильда замерла. До сих пор ей удавалось избегать встреч с Томасом Линдбеком. Он пока всего пару раз приходил на мельницу — вымыть полы и смазать механизм, чтобы все было готово к предстоящему сезону, а она в те дни как раз работала в школе. В остальное время она о нем почти не думала, хотя отец и заговаривал несколько раз о том, какая удача, что Томас сможет работать на мельнице, пока их не будет. Люди долго ничего не заподозрят, когда они не вернутся после Вороньей Луны, а крестьяне потянутся к мельнице с мешками зерна.
Томас уже собирался свернуть к мельнице, но тут заметил Серильду, и выражение его лица изменилось. Свист оборвался.
Оба почувствовали себя очень неловко, но постарались справиться со смущением. Прокашлявшись, Томас набрался храбрости и посмотрел на Серильду. Точнее, смотрел он не совсем на нее. Скорее... куда-то над ее головой. Так делали многие — уж очень неуютно было смотреть ей прямо в глаза. Вот люди и старались глядеть куда-то в сторону, в надежде, что она этого не заметит.
— Доброе утро, Серильда, — сказал он, снимая шапку.
— Доброе утро, Томас.
— Ты в школу?
— Да, — она крепче сжала ручку корзины. — Боюсь, ты разминулся с отцом. Он уехал в Мондбрюк на целый день.
— Он ведь скоро там закончит, а? — Томас кивнул в сторону реки. — Вода прибывает. Скоро мельница заработает в полную силу.
— Да, но работа на ратуше так нас выручила. Мне кажется, он не бросит работу там, пока не закончит. — Серильда склонила голову к плечу. — Боишься, что придется управляться на мельнице одному, если отец не вернется вовремя?
— Чего тут бояться? Думаю, я справлюсь, — Томас дернул плечом и наконец-то посмотрел ей в глаза. — Он хорошо меня обучил. Если ничего не сломается, справлюсь.
Он сверкнул улыбкой, показав ямочки на щеках, от которых Серильда когда-то потеряла покой. Догадавшись, что он предлагает примирение, Серильда слабо улыбнулась.
Томас был единственным парнем в Мерхенфельде, о котором она когда-то думала — может быть. Не самый красивый, но один из немногих, кто не отводил взгляд от дочки мельника и смотрел ей прямо в глаза. По крайней мере, так было раньше. Раньше они даже дружили. Однажды Томас пригласил ее потанцевать на сельском празднике в День Эострига, и Серильда решила, что влюбилась. Она была уверена, что и Томас чувствует то же самое.
А на следующее утро оказалось, что ворота на ферме Линдбеков по недосмотру остались незапертыми. Волки задрали двух коз, а куры то ли разбежались, то ли их утащили звери. Для Линдбеков это была небольшая потеря — скотины и птицы у них было много. Но разве это что-то меняло? Все в городе решили, что это ужасное несчастье, а причиной его, разумеется, была девица с дурным глазом. После этого Томас почти не смотрел в ее сторону, а если она вдруг оказывалась рядом, торопился сбежать под любым предлогом.
Теперь Серильда жалела только о том, что пролила из-за него столько слез, но это теперь — а в то время она была безутешна.
— Я слышала, ты собираешься предложить руку Блюме Раск?
Серильда даже сама удивилась, когда у нее с языка сорвался этот вопрос. Еще больше удивилась она тому, что в вопросе совершенно не было ехидства. Вспыхнув до корней волос, Томас стал отчаянно мять шапку в руках.
— Я... Ну да... Собираюсь, — промямлил он. — Может, летом.
Серильду подмывало спросить, долго ли Томас собирается ходить в подмастерьях у ее отца и приходило ли ему в голову когда-нибудь самому стать мельником. Линдбеки владели богатым хозяйством и большим наделом земли, но у Томаса было три старших брата, которым все это и достанется. А Томасу, Хансу и младшим братьям и сестрам придется самим пробиваться в жизни и обеспечивать свои семьи. Если у Томаса водится монета, он, возможно, не откажется купить их мельницу. Серильда представила себе, как Томас с женой станут жить в доме, где она выросла.
Все внутри у нее сжалось, но не от ревности к невесте Томаса. Больно ей было при мысли об их детях, чей смех зазвенит над полями. При мысли о том, как они будут плескаться в ее реке, карабкаться на ореховое дерево, посаженное ее матерью.
Она была здесь так счастлива, хоть и жила только вдвоем с отцом. И домик у них был замечательный, такой родной... Но какое это имеет значение? Придется попрощаться с ним, ведь здесь им всегда будет грозить опасность. И вернуться они никогда не смогут.
Серильда кивнула, и ее улыбка стала чуть более естественной.
— Очень рада за вас обоих.
— Спасибо, — неловко усмехнулся Томас. — Только я ведь еще ничего ей не сказал.
— Я не проболтаюсь.
Попрощавшись с ним, Серильда двинулась в путь, гадая, когда это она успела разлюбить его. Она не помнила, когда ее сердце исцелилось, но никаких сомнений не оставалось — так оно и было.
По дороге она обратила внимание на то, что их городок, Мерхенфельд, начал просыпаться после долгого сна. Таял снег, расцветали первые цветы, а скоро наступит День Эострига — веселый весенний праздник, одно из самых важных событий года. Праздновать будут в день весеннего равноденствия, до которого больше трех недель, но готовиться начинают загодя, и каждому находится дело — от стряпни и заготовки вина до уборки снега и льда с булыжной мостовой на городской площади. Равноденствие было важным символом, напоминанием о том, что солнечный свет вновь победил зиму, что зарождается новая жизнь, не за горами лето, и урожай будет обильным — а если и нет, то беспокоиться об этом мы будем позже.
Весна — время надежд.
Однако в этом году мысли Серильды крутились вокруг более мрачных предметов. Разговор с отцом не выходил у нее из головы, омрачая все, за что бы она ни бралась. Ее мать, так мечтавшую о воле, увела за собой Охота, и больше ее никто не видел.
В замке Серильда видела много призраков. Возможно ли, что среди них была и ее мать? Мертва ли она? Неужели Эрлкинг держит в плену ее дух? Или... — и это была еще одна мысль, изводившая и опустошившая Серильду — что, если ее мать не погибла? Что, если на следующий день она очнулась где-нибудь в глуши... и просто решила не возвращаться домой?
Вопросы крутились в ее голове бесконечно, и прогулка уже не казалась приятной. Но, по крайней мере, ни одного безглазого ворона она не заметила.
Анна и близнецы уже стояли возле школы, поджидая Ханса и Гердрут, чтобы вместе приступить к занятиям.
— Серильда! — восторженно воскликнула Анна, увидев ее. — Я кое-чему научилась! Смотри!
И не успела Серильда ответить, как Анна перевернулась вверх тормашками и сделала стойку на руках. Ей даже удалось пройти на руках три шага, и только после этого она свалилась на землю.
— Замечательно! — похвалила Серильда. — Сразу видно, что ты много занималась.
— Не смей ее поощрять, — резко сказала фрау Зауэр, показавшись в дверном проеме. Ее появление было похоже на дуновение холодного ветра, задувающего фонарь — света, исходящего от их маленькой компании, как не бывало. — Если она столько времени будет проводить вверх ногами, то превратится в летучую мышь. К тому же это неженственно, Анна. Мы все можем лицезреть твои панталоны, когда ты проделываешь этот трюк.
— Ну и что? — невозмутимо спросила Анна, оправляя платье. — Например, панталоны Алви все время все видят.
Алви был ее братишкой и только начинал ходить.
— Это разные вещи, — отрезала учительница. — Девицы должны держаться пристойно и с изяществом, — она воздела палец вверх. — Сегодня на уроках ты будешь сидеть, не вставая с места, иначе я велю привязать тебя к стулу, понятно тебе?
Анна надула губы.
— Да, фрау Зауэр.
Но стоило старой ведьме вернуться в здание школы, девочка состроила ей вдогонку такую страшную рожу, что Фриш захихикал.
— Бьюсь об заклад, она завидует, — усмехнулся
Никель. — Ей самой хочется стать летучей мышью!
Анна благодарно улыбнулась ему.
Когда Серильда вошла в класс, фрау Зауэр стояла у печи и подкладывала торф в огонь. Весна приближалась, но воздух оставался холодным, и ученики не могли сосредоточиться на арифметике, хотя пальцы в башмаках уже перестали неметь от холода.
— Доброе утро! — прощебетала Серильда, надеясь начать разговор с радостной ноты, пока фрау Зауэр не омрачит его своим вечно хмурым настроением.
Учительница бросила на нее угрюмый взгляд, покосилась на корзину.
— Что это?
— Когти с задних лап гадюки, — невозмутимо произнесла Серильда. — Проглотишь три штуки на рассвете, и дурного настроения как не бывало. Вот я и решила принести побольше.
Она с тяжелым стуком поставила корзину на учительский стол. Выпрямившись, фрау Зауэр впилась в нее взглядом, ее щеки порозовели от обиды. Серильда вздохнула, чувствуя себя немного виноватой. Как ни тяжело ей было при мысли, что она оставляет детей одних с ведьмой, ее строгостью и нудными уроками, это не означало, что в оставшиеся дни стоит ее оскорблять.
— Я возвращаю книги, которые брала в школе, — сказала она, доставая фолианты.
В основном тут были сборники сказок и легенд, да истории о путешествиях в дальние страны. В школе ими никто не интересовался, и Серильда вообще не хотела их отдавать, но книги были тяжелыми, а Зелиг старым — к тому же, книги все-таки ей не принадлежали. Пора фрау Зауэр отказаться от подозрений, что Серильда нечиста на руку.
Фрау Зауэр, прищурившись, смотрела на книги.
— Я годами не видела их на полках. Серильда виновато пожала плечами.
— Надеюсь, вы не очень по ним скучали? Насколько я помню, сказки в учебную программу не входят.
Хмыкнув, фрау Зауэр протянула руку и взяла книгу, которую Серильда получила от библиотекаря в Адальхейде.
— Это не мое.
— Нет, — подтвердила Серильда. — Мне ее недавно подарили, но я подумала, что вам она, возможно, больше понравится.
— Ты ее стащила? Серильда стиснула зубы.
— Нет, — медленно ответила она. — Конечно, нет. Но если вы не хотите, я с радостью оставлю ее себе.
Что-то пробормотав, фрау Зауэр осторожно перевернула несколько хрупких страниц.
— Хорошо, — наконец, буркнула она и захлопнула обложку. — Положи книги на полку.
Когда она отвернулась к огню, Серильда не удержалась и, в точности, как Анна, скорчила за ее спиной рожу. Собрав книги, она отнесла их на маленькую полку.
— Даже не понимаю, зачем я храню некоторые из них, — ворчала ведьма. — Мне известно, что некоторые ученые ценят старые сказки, но если вы спросите меня, то я отвечу, что это яд для юных умов.
— Не может быть, чтобы вы действительно так думали, — отозвалась Серильда, хотя была совершенно уверена, что фрау Зауэр говорит серьезно. — Сказка, рассказанная к месту, вреда не причинит. Сказки будят воображение и развивают гибкость ума, учат хорошему. Кроме того, в сказках мерзкие жадные персонажи никогда не живут долго и счастливо. Это случается только с добрыми и хорошими.
Фрау Зауэр, разогнув спину, мрачно посмотрела на нее.
— О да, в них встречаются крупицы здравого смысла, которые должны внушать детям страх и заставить их вести себя лучше, но, по моему опыту, это совершенно неэффективно. Улучшить моральные качества ребенка возможно только прямым воздействием.
Серильда невольно сжала руки, вспомнив ивовый прут, которым фрау Зауэр частенько хлестала ее по тыльной стороне рук, наказывая за вранье.
— Наслушавшись этих бессмысленных историй, — продолжала ведьма, — невинные крошки сбегают к лесному народу.
— Все лучше, чем убегать к Темным, — ляпнула Серильда.
На лицо фрау Зауэр набежала тень, и морщины вокруг ее сжатых губ стали глубже.
— Я слышала о твоей последней выдумке. Тебя увезли в замок Эрлкинга, не так ли? И оставили в живых, чтобы ты рассказала сказку? — неодобрительно качая головой, она поцокала языком. — Такими историями можно накликать несчастье, прямо себе на порог. Советую быть осторожнее. — Ведьма фыркнула. — Впрочем, ты никогда меня не слушала.
Серильда прикусила губу. Вот бы сказать этой старой летучей мыши, что осторожничать уже поздно. Бросив последний взгляд на обложку книги, которую ей подарили в Адальхейде, она поставила ее на полку рядом с другими книгами по истории.
— Надеюсь, вы слышали, что через несколько дней я уезжаю в Мондбрюк, — сказала она, борясь с искушением признаться, что уезжает она навсегда и больше не вернется. — Мы с отцом едем на весеннюю ярмарку.
Фрау Зауэр приподняла бровь.
— Уезжаешь во время Вороньей Луны?
— Да, — Серильда постаралась унять дрожь в голосе. — А вас это чем-то не устраивает?
Учительница долго и внимательно смотрела на нее, а потом отвернулась, перед этим сказав:
— Нет, если ты до отъезда поможешь детям подготовиться ко Дню Эострига. У меня на эти глупости нет ни времени, ни терпения.
Конец ознакомительного отрывка
