Мэтьюз Оуэн: Антисоветский роман

Как уже написано в другом отзыве, чувство неоднозначное. История семьи, написана довольно сухо, без беллетристики. Мать автора - дочь репрессированных в СССР. Отец - англичанин. Долгие годы между ними - любовь, разделенная "железным занавесом". В сложившейся с 24 февраля ситуации однозначно не рекомендую читать эту книгу сейчас. Слишком много из казалось бы навсегда ушедших неприятных реалий советского строя ждет нас впереди

Неоднозначное чувство от прочтения. Сама бы не купила, дали знакомые почитать. Откровенное, без прикрас повествование о страшной советской действительности, которая ломала судьбы людей. Это удивительно, как после почти шести лет упорной борьбы двум молодым людям, живущим по разные стороны железного занавеса, удалось добиться своего права на счастье, свободу передвижения, свободу своего выбора, а не выбора, который сделала за них система.

Эх, господа, господа-товарищи... Всё, что связано с Уэльсом и валлийцами, обладает для меня неконтролируемой притягательностью. Поэтому "Антисоветский роман", именуемый в оригинале "Stalin's Children", занял место в моём книжном шкафу. И теперь не знаю, куда бы его сбагрить. Первым предупреждением стал упомянутый мельком отвратительно-кислый, типично русский запах, который исходил от бабушки Мэтьюза, Марфы Платоновны Бибиковой-Щербак. Ну, пускай, ну, не очень-то этично по отношению к пожилому человеку, который прошёл лагеря, нажил там тьму болезней, в том числе и психических и по сути дела заслужил хоть минимум сочувствия, сострадания. Но в дальнейшем эта самая бабушка предстаёт в воспоминаниях внука прямо хтоническим чудовищем: Однажды сломавшись, она полностью замкнулась в себе... Она ненавидела всё вокруг и сама, лишённая счастья, готова была разрушить счастье близких. Я узнал её маленьким ребёнком, но даже тогда в её равнодушных глазах и неловких объятиях видел нечто жуткое и ущербное. Нечто жуткое и ущербное мерещится О. Мэтьюзу во всём русском. Угадайте, что это? "Бетонная статуя России, мстительная богиня, неодолимая сила природы, требующая невозможных жертв от своих детей как своего законного права". - Родина-мать на Малаховом кургане. "Шелудивые звери из старого и запущенного московского зоопарка, я не мог воспринимать их как людей" - заключённые Бутырской тюрьмы. "Изумительно ритмичная, нелепая и жестокая, как многие русские детские стихи, считалка" - Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять". Даже зайчика не пощадил, уж такая жестокость. Или ещё цитатка: "Лучше всех уловил жалкое безумие русских Гоголь - неискоренимое разгильдяйство, кошмарное нагромождение недоразумений, мелкую суету и тщеславие, свинское пьянство, слюнявую лесть, вороватость, некомпетентность, крестьянское упрямство". Мэтьюз не разграничивает российский мир и советский строй, не видит леса за деревьями. Мне очень понравилось, как написал Г. Дашевский в рецензии для Ъ-Weekend: "Мэтьюз пишет так, словно ужас и чувство вины можно попробовать как экзотическое блюдо — и тогда можно будет щеголять недоступной избалованным европейцам искушенностью, но, разумеется, без всякого риска превратиться в униженного русского". А чем русские, собственно, унижены? Тяжёлыми условиями жизни? Горе-правительствами, сменяющими друг друга? Или всё-таки покровительственным высокомерием чужаков: ""Стоит не удивляться безоглядному размаху их разгула, а снисходительно относиться к их страстям — они должны соответствовать глубине их страданий". Нет уж, увольте от вашего снисхождения, меряйте нас такой же меркой, как себя самих... Мэтьюзу это недоступно. Для него, наполовину русского, Россия - это экзотический Бедлам, аттракцион с сильными ощущениями. Достаточно прочитать, как он описывает Вторую Мировую, якобы со слов тетки - серые толпы солдат с "широкими монгольскими лицами" (ещё один кочующий штамп), беженцы почему-то снимаются с мест "по росчерку пера чиновника" и единственным светлым пятном - американская тушёнка и какао "Херши". На год бы пораньше это какао, повторяющиеся восторги по его поводу были бы объяснимее. А ларчик просто открывался. Идеалист Мервин Мэтьюз, отец автора, приехал в СССР с открытой душой, с романтическими ожиданиями и уважением - и увёз домой прекрасную жену, с которой недавно отметил рубиновую свадьбу. "Крутой центровой тусовщик" Оуэн Мэтьюз вспоминает о вульгарных девицах, которые вешались на шею в клубе после десяти минут пьяного трепа, а потом обижались, что им не дарят цветов. Каждому своё.