Томас Харрис: Черное воскресенье

Он оставался как бы исполнительным органом – карающей рукой «Моссада», наносящей удар за ударом по опорным пунктам «Аль-Фатаха» в Ливане и Иордании. В «Моссаде», на самом верху, Кабакову дали прозвище «Последний аргумент». Никто никогда не решился бы сказать ему это в лицо.

Вода в бассейне была неестественно синей, и солнечные лучи, отражаясь от ее поверхности, слепили Майклу глаза. «У бассейна имеется целый ряд преимуществ, – размышлял он. – Никто не может явиться сюда с револьвером или с магнитофоном. И никто не может втихую снять у тебя отпечатки пальцев».

Майкл улыбался, чувствуя, как умирает его воля. Ему каза¬лось, она покидает его тело, выходя легким дымком через рот и ноздри, и он улыбался окровавленными губами. Страшной, нечело¬веческой улыбкой. Он чувствовал, как снисходит на него покой. Все было кончено. О Господи, все кончено. Для одной из двух половин его существа.

Присутствие Фазиля и Авада в Новом Орлеане рассеяло все сомнения ФБР и Секретной службы в том, что арабские террористы планируют взорвать стадион Тьюлейн во время матча на Суперкубок. Полицейские власти считали, что с поимкой Фазиля и Авада главная угроза утратила свою остроту, но они понимали – ситуация все же остается достаточно опасной.

Кто именно из членов Совета знал об операции «Аль-Фатаха» в Соединенных Штатах, невозможно выяснить. Но в одном из кипящих гневом залов заседаний в Бенгази повернулось какое-то колесико. Израильтяне нанесли удар с самолетов, поставленных им американцами. Израильтяне сами сказали: «На этот раз будет наказан поставщик». Да будет так.