Братья Стругацкие - мои любимые писатели. В их творчестве мне нравится практически все, а любимых произведений много. "Град обреченый" - одно из них. Я читала и перечитывала этот роман несколько раз и всегда открывала для себя какие-то новые грани, заставляющие задуматься над многослойностью в данном произведении.
Есть Город, в который попадают люди. Как, куда - это остается неизвестным. Известно, что проживание в этом месте - своего рода Эксперимент, задуманный, по-видимому, очень давно. Герои романа не раз задумываются о том, кто его поставил, и идет ли Эксперимент в их время, или все давно пущено на самотек? Эти люди - совершенно разные личности, в нашей жизни они давно стали бы заклятыми врагами, а в том Городе остаются хорошими приятелями и почти Друзьями. И никто из них не является 100-но хорошим или плохим. Комсомолец и верный товарищ Андрей Воронин обнаруживает в себе совершенно новые качества, о которых он не мог раньше подозревать; фашист Гейгер оказывается не настолько уж плохим, а лучший из лучших - Изя Кацман, чьи неуемная жажда познания и острый ум позволяют открыть или приоткрыть некоторые тайны Города, обладает совсем непривлекательной внешностью.
Я долго искала ответ на самую главную тайну города, которая стала известна Изе благодаря его любви копаться в рукописях и архивах, и нашла этот ответ).
Но братья Стругацкие во всех своих произведениях использовали гениальный ход - они всегда оставляли Читателю право и возможность самому додумать финал или развитие действия. И мы, поклонники их творчества, спорили, искали правду, забрасывали в он-лайн конференции Бориса Стругацкого множеством вопросов, мучавших нас. А ведь это и отличает Литературу от чтива - умение заставить думать, размышлять, открывать, создавать и рисовать в своем воображении миры, созданные любимыми Писателями.
"Все прочее - это только строительные леса у стен храма, говорил он. Все лучшее, что придумало человечество за сто тысяч лет, все главное, что оно поняло и до чего додумалось, идет на этот храм. Через тысячелетия своей истории, воюя, голодая, впадая в рабство и восставая, жря и совокупляясь, несет человечество, само об этом не подозревая, этот храм на мутном гребне своей волны. Случается, оно вдруг замечает на себе этот храм, спохватывается и тогда либо принимается разносить этот храм по кирпичикам, либо судорожно поклоняться ему, либо строить другой храм, по соседству и в поношение, но никогда оно толком не понимает, с чем имеет дело, и, отчаявшись как-то применить храм тем или иным манером, очень скоро отвлекается на свои так называемые насущные нужды: начинает что-нибудь уже тридцать три раза деленное делить заново, кого-нибудь распинать, кого-нибудь превозносить – а храм знай себе все растет и растет из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, и ни разрушить его, ни окончательно унизить невозможно... Самое забавное, говорил Изя, что каждый кирпичик этого храма, каждая вечная книга, каждая вечная мелодия, каждый неповторимый архитектурный силуэт несет в себе спрессованный опыт этого самого человечества, мысли его и мысли о нем, идеи о целях и противоречиях его существования; что каким бы он ни казался отдельным от всех сиюминутных интересов этого стада самоедных свиней, он, в то же время и всегда, неотделим от этого стада и немыслим без него... И еще забавно, говорил Изя, что храм этот никто, собственно, не строит сознательно. Его нельзя спланировать заранее на бумаге или в некоем гениальном мозгу, он растет сам собою, безошибочно вбирая в себя все лучшее, что порождает человеческая история... Ты, может быть, думаешь (спрашивал Изя язвительно), что сами непосредственные строители этого храма – не свиньи? Господи, да еще какие свиньи иногда! Вор и подлец Бенвенуто Челлини, беспробудный пьяница Хемингуэй, педераст Чайковский, шизофреник и черносотенец Достоевский, домушник и висельник Франсуа Вийон... Господи, да порядочные люди среди них скорее редкость! Но они, как коралловые полипы, не ведают, что творят. И все человечество – так же. Поколение за поколением жрут, наслаждаются, хищничают, убивают, дохнут – ан, глядишь, – целый коралловый атолл вырос, да какой прекрасный! Да какой прочный!.. Ну ладно, сказал ему Андрей. Ну – храм. Единственная непреходящая ценность. Ладно. А мы все тогда при чем? Я-то тогда здесь при чем?.."
Название романа братья позаимствовали из одноименной картины Николая Рериха. Гениальная картина. И гениальный роман.
