Драгунский Денис Викторович: Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? "Дениска из рассказов" или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу?

В каком-то детском журнале мне задали вопрос: “Какие игрушки из вашего детства сильнее всего повлияли на вас?” Чего тут долго думать? Конечно, старый плюшевый мишка из рассказа “Друг детства” и тот самый самосвал. Верность, доброта, сопереживание — и хрупкая живая красота в противовес холодной жестяной пользе. Как прекрасно. На самом деле этих игрушек не было.

Я помню, папа говорил мне, что он когда-то показывал меня Юрию Олеше. Но я ничего не помню, кроме вот этого рассказа папиного, этих папиных слов. Впрочем, может быть, это и на самом деле было на самом деле — ведь не стал бы мне папа врать? Да и зачем? В расчете на мои будущие мемуары? Даже смешно. Но ведь папа любил слегка присочинить.

В каком-то интервью Ваня Дыховичный сказал, что дядя Витя Драгунский очень внимательно слушал его рассказы и вообще относился к нему совершенно со взрослым уважительным вниманием, и что многие “Денискины рассказы” — это на самом деле его рассказы. Что ж, вполне может быть. Он стал прототипом Ваньки Дыхова из папиного рассказа “На Садовой большое движение”.

«Я рос как трава у забора», — сказал я одной своей знакомой. «Но зато какой забор!» — ответила она. Забор был действительно неплох.

Послушайте, как звучит. «В Каретный Ряд. Бульварами»… Яузским бульваром, потом Покровским, Чистопрудным, Сретенским, Рождественским вниз, потом Петровским наверх, и перед Страстным – направо, к саду «Эрмитаж». И вправду – звучало красиво и нездешне. Вы, наверное, думаете, что мы были какими-то ужасными пижонами и выпендрежниками? Правильно думаете!