Раппапорт Хелен: Русская эмиграция в Париже. От династии Романовых до Второй мировой войны

30 января 1919 года великих князей Николая Михайловича, Георгия Михайловича и Дмитрия Константиновича вывели из бастиона голыми до пояса; каждого волокли под руки двое охранников. Трое мужчин, держась с достоинством, встали перед неглубокой канавой близ братской могилы. Пока расстрельная команда готовилась, Николай попросил одного из охранников позаботиться о коте «в память обо мне».

Чэпин Хантингтон упоминал типичный случай генерала А., бывшего командующего Сибирским корпусом российской армии. Хотя ему перевалило за семьдесят, генерал сдал экзамен, но зарабатывал всего 80 центов в день – здоровье мешало ему подолгу сидеть за рулем. Его жена приискала работу на фабрике – за жалкие 48 центов в день. Семью содержал сын, трудившийся на заводе «Рено» за полтора доллара в день.

Повсюду, куда ни глянь, попадались на глаза отчаявшиеся, обнищавшие русские: бывшие генералы работали в прачечных и на кухнях; графини и княгини мыли полы и тарелки, стояли на углах улиц, пытаясь продать блузку, форменный мундир, пригоршню медалей, пару сапог или зимнюю шубу. Когда последние ценности были распроданы, женщинам-эмигранткам ничего не оставалось, кроме как податься в проститутки.

Истории русских дворянских эмигрантов, борющихся за жизнь, пользовались спросом в европейской и американской прессе. О, сколько там было маленьких трагедий! «Графиня Л.», некогда звезда русского двора, теперь старается прокормить «свою слепую мать и мужа-инвалида, работая маникюршей и торгуя чулками». Графиня, подруга Феликса Юсупова, работает мойщицей в бане, а ее муж, там же, гардеробщиком.

В конце рабочего дня сотни русских выходили из ворот завода Рено на набережной Пуан-дю-Жур. Их легко было отличить: они одевались чище, и многие даже были в галстуках; как замечала писательница-эмигрантка Нина Берберова, у большинства еще сохранилась военная выправка. Старые привычки и дисциплина никуда не исчезли.