Тынянов Ю.: Смерть Вазир-Мухтара

Говорят, что политика — вторая древнейшая профессия. Но я пришел к выводу, что у нее гораздо больше общего с первой. © Рональд Рейган Тынянов пишет не о вундеркинде Сашеньке, в шестилетнем возрасте владевшим тремя иностранными языками (а в юности - шестью), получившем в Университете звание кандидата за три года. И не о дерзком корнете Грибоедове, любимце дам, въезжавшем на балы верхом на коне. И даже не о желчном, остроумном, высокомерном авторе революционного литературно-театрального шедевра. Не о талантливом пианисте, написавшем два прелестнейших меланхоличных вальса. Не о ровеснике и друге декабристов. Он пишет об утомленном, грустном, разочарованном чиновнике. Блистательном все же, но тяжело обремененном умом и совестью. О человеке в состоянии сингулярности - гигантской духовно-интеллектуальной массе при нулевом пространстве для ее воплощения. "Усталость - это сила, с которой необходимо считаться" - любил повторять Чехов, и это как нельзя больше подходит к случаю "цепью угрюмых должностей опутанного неразрывно" Александра. Премудрость! вот урок ее: Чужих законов несть ярмо, Свободу схоронить в могилу И веру в собственную силу, В отвагу, дружбу, честь, любовь... Излить такую горечь в стихах - значит признать поражение. В тридцать два года ворочать судьбами империй - и иметь внутри настолько черную бездну, по мне - стезя гордая и страшная одновременно. Грибоедов оказался в самом эпицентре политической феерии, и она вначале увлекла его, затем захватила и утопила. На самом деле, на тот момент не было ничего более важного стратегически, чем Восток - это было поле битвы орла и бульдога. И Британская империя пустила в ход весь свой арсенал силы и хитрости, чтобы не допустить равновесия страха. Эта подсечка окончилась бесславно и неожиданно (за русскую кровь, как известно, заплатили огромным алмазом) - в отличие от более удачной вражеской авантюры 1917-го. А в жерновах бездушной мельницы погибло светлое дарование. Мышье государство прожевало и выплюнуло. 30 января года 1829-го грязный снег на улицах Тегерана смешался с кровью. Исступленная толпа с бесовским улюлюканьем носила по городу шесты с отрубленными головами гяуров. Обезображенные тела валялись неприкаянной грудой во дворе посольства. Так Грибоедов открыл череду поэтов России, не обретших могилы. Потом была Цветаева, был Мандельштам... Белый снег стал красно-черным. И красно-черной стала судьба несчастной Нины, чье дитя скончалось, не прожив и дня, оставляя безутешную матушку-вдову в полном одиночестве траурных кружев.