Страх и надежда: Как Черчилль спас Британию от катастрофы

В городах и деревнях снимали указатели, а карты продавали только тем, у кого имелось специальное разрешение от полиции. Фермеры оставляли в полях старые легковые машины и грузовики, чтобы те мешали приземлению десантных планеров врага. Правительство раздало гражданскому населению 35 миллионов противогазов. Их носили с собой и на работу, и в церковь, а на ночь клали рядом с кроватью. Лондонские почтовые ящики покрыли индикаторной желтой краской, которая обладала способностью менять цвет под воздействием некоторых ядовитых газов. Строжайшая светомаскировка погрузила город в такую темень, что лица пассажиров вечерних и ночных поездов на вокзале были почти неразличимы. В безлунные ночи пешеходы то и дело выскакивали перед автомобилями и автобусами (ехавшими с погашенными фарами), натыкались на фонарные столбы, падали с тротуаров на мостовую, спотыкались о мешки с песком.

Внезапно все начали активно интересоваться фазами Луны. Разумеется, бомбить можно и днем, но считалось, что в темное время суток бомбардировщики смогут находить цели только с помощью лунного света. Полнолуние, а также вторую и третью четверть стали называть «луной для бомбежек».

По указанию премьера Томпсон открыл. И обнаружил, что на пороге президент в своей коляске. Томпсон распахнул дверь пошире, но тут заметил, как президент меняется в лице. «Я обернулся, — писал Томпсон, — и увидел Уинстона Черчилля совершенно голым, в одной руке — рюмка, в другой — сигара». Президент приготовился укатить на своем кресле обратно. — Заезжайте же, Франклин, — призвал его Черчилль. — Тут все свои. Президент «как-то странно пожал плечами» (по словам Томпсона), после чего вкатился в комнату. — Сами видите, мистер президент, мне скрывать нечего, — проговорил Черчилль.

Бомбардировки Лондона заставляли окружение Черчилля все больше опасаться за безопасность премьера — хотя сам он, похоже, не разделял эту тревогу. Даже самые яростные авианалеты не мешали ему забраться на ближайшую крышу, чтобы понаблюдать за бомбежкой. Однажды холодной ночью, следя за вражеским рейдом с участка крыши, находящегося над подвальными помещениями оперативного штаба кабинета, он уселся на каминную трубу, чтобы не замерзнуть, и сидел так, пока на крышу не поднялся офицер, чтобы вежливо попросить его подвинуться: премьер-министр заткнул собой дымоход и дым теперь идет в комнаты внизу, вместо того чтобы выходить наружу.

Зачарованный стрельбой зенитных орудий, Черчилль продолжал посещать расчеты ПВО даже в те моменты, когда над головой летели немецкие бомбардировщики. Когда начинался авианалет, он отправлял своих сотрудников вниз, в бомбоубежище, но сам не следовал за ними, а продолжал работать за письменным столом. Ночью и во время дневных перерывов на сон он пользовался собственной кроватью. Когда в Сент-Джеймс-парке, в опасной близости от дома 10 по Даунинг-стрит, обнаружили крупную неразорвавшуюся бомбу, Черчилль сохранил невозмутимость, выразив беспокойство лишь по поводу «этих бедных птичек» (пеликанов и лебедей) на тамошнем озере».