Корво Барон: То,что рассказал мне Тото

Никто из английских художников не пишет молодых венецианцев, балансирующих на высокой корме гондолы, скользящей по бескрайним просторам лагуны в молочной белизне рассвета в тот час, когда все что ни есть на свете озарено лучистым сиянием матери всех жемчужин, высвечивающей своими яркими вспышками крепкую молодую плоть и зажигающей в их глазах блеск цвета морской лазури, красящей перламутром волосы их в переливистом, словно песня, белом свечении, отражение которого белой патиной стелется по глади вод; никто не пишет молодых венецианцев, балансирующих на высокой корме гондолы, скользящей по бескрайним просторам лагуны в тот час, когда солнце достигло зенита и все, что не охвачено его слепящей лавиной, сверкает голубизной; никто не пишет ни стройный стан юношей, ни их развитую грудь, балансирующую в воздухе как в россыпи аквамаринов яхонтовое с лазуритом море под исполинским бирюзовым куполом небес; никто не пишет молодых венецианцев, балансирующих на высокой корме гондолы, скользящей по бескрайним просторам лагуны в закатном солнце, высвечивающем их богатырскую силу, как бы парящую в воздухе, напоенном ароматом лаванды и гелиотропа, вдоль ускользающей линии горизонта между небом и морем, то сверкающих россыпью ограненных камней - бесчисленных аметистов и бирюзы небесной, то как будто отлитых из горящей меди с крапинами изумрудов и прожилками той настойчивой, броской голубизны, какой отличается незабудка. Никто всего этого не пишет, никто, кроме меня, не замечает.