" Поэт Маяковский сказал: Для веселия планета наша мало оборудована". Может быть, не знаю... Но то, что наша жизнь мало оборудована для любви, - это точно". Эти слова принадлежат Борису Ивановскому, от чьего лица ведется рассказ о жизни многих поколений еврейской семьи Рахленко-Ивановских, переживших все перипетии первой половины ХХ века. Жизнь и обстановка в стране ставила перед героями свои трудности, но они с честью выходили из сложившихся обстоятельств, не теряя самоуважения и уважения друг к другу, до самой последней черты принося себя в жертву близким. И последний аккорд - смерть в никому не известном гетто - не только путь на Голгофу, но и путь к воскрешению (именно так Рыбаков трактует уход главной героини Рахиль, вырвавшейся из гетто и "истаявшей" в воздухе на глазах у всех, чтобы присоединиться к замученному палачами мужу, бесследно исчезнувшему в тяжелом песке могилы...
Это и рассказ о Сопротивлении, о попытках сохранить человеческое достоинство в нечеловеческих условиях, это попытка понять, как случилось, что Холокост стал явью. "Конечно, безоружные люди, тем более старики, женщины, дети, беззащитны перед вооруженными солдатами. И когда говорят: как это, мол, шесть миллионов дали себя убить, как бараны, - то это говорят либо подлецы, либо круглые дураки или люди, никогда не стоявшие под вражескими пулями, перед дулом вражеского пистолета, никогда не слышавшие пулеметной очереди. ...Удобно, знаете ли, рассуждать о героизме, когда ты в холод и вьюгу не лежишь на голом снегу; кругом проволока, через которую пропущен электрический ток, на вышках часовые с пулеметами, по трое, а то и по четверо суток не дают ни пить, ни есть, а если и кинут, то мерзлую картошку или тухлую рыбу. Впрочем, бежали из лагерей, кидались на охрану, лезли на пулеметы - все было. Но тех, кто не смог убежать, не кидался на проволоку, не лез безоружный на пулеметный огонь, тех тоже осуждать нельзя. Человек преодолевает инстинкт сохранения жизни, если есть хотя бы капля надежды, а если ее нет, такой акт равен самоубийству."
Размышляя над обстоятельствами гибели членов семьи, соседей, сослуживцев, Борис приходит к выводу: "... о людях мы судим не только по тому, КАК они умерли, но и по тому, КАК они жили. Смерть многое искупает, когда она является ПОСТУПКОМ".
Но ведь политика уничтожения евреев и славян тесно переплеталась и с этикой жизни не только карателей, но и их семей, благополучных мадонн и ангелоподобных деток в Германии, всего общество в Великом Рейхе. Это их "талантливые инженеры, химики и врачи уже создали первоклассную промышленность с газовыми камерами, крематориями, душегубками, мельницами для размалывания человеческих костей. Уже отправлялись в Германию чулочки, и распашонки, снятые с убитых детей, вырванные изо ртов золотые коронки и мосты, женские волосы для набивки матрасов, пепел сожженных - на удобрение, уже изготавливались из человеческой кожи абажуры и книжные переплеты: ведь Германия - родина книгопечатания".
Горькие следы войны, миллионы безвестных героев, оставшихся лишь в памяти уцелевших, не пополнившие никаких списков и книг Памяти, не удостоенных ни почестей, ни славы... Сам фронтовик, Рыбаков пишет в "Тяжелом песке": Звания Героев стали щедро давать потом, когда пошли вперед, когда побеждали, а не тогда, когда оборонялись, а тогда-то и погибали Неизвестные солдаты..."
Книга - реквием по погибшим, ещё один, но разве может их быть много, ведь ушли из жизни десятки миллионов...
Нельзя назвать книгу высокохудожественной, нет в ней ни красоты слога, ни стиля. Но это так или иначе попытка зафиксировать в слове реальную историю еврейской семьи, дополнив её и другими не менее реальными фактами и событиями. Эта книга призвана бередить раны, задумываться над вечными вопросами и помнить об ушедших. И в этом смысле "Тяжелый песок" - это литературный роман о вечных человеческих ценностях - уважении, любви, жертвенности...