Рождественская Екатерина Робертовна

Решетка, конечно, очень мешала привольной жизни. Но папа сказал: «Первый этаж, это необходимо, и все тут». Он решил зарешетить окна после того, как обворовали квартиру в соседнем доме. И тоже на первом этаже. Нина была тогда совсем еще маленькая, но помнила, как пришли рабочие в грязных промасленных штанах и с приклеенными папиросками в уголках рта и целый день приваривали, сверлили, воняли...

Эта больница ей запомнилась надолго и стала источником первых детских ужасов. Однажды две молодые и одинаково рыжие практикантки попытались взять у Нинки кровь, но каждый раз, тихо шепча непонятные слова, не попадали в вену и в результате расковыряли обе руки. Потом они осмотрели своими хищными сорочьими глазами худые бледные ноги девочки, собираясь найти вену там...

Напротив моего первого двора – детская площадка с огромной песочницей, где постоянно справляла нужду белая болонка с неправильным прикусом, и сколько хозяйку ни просили держаться от песочницы подальше – нет: «Сарочка у меня умница, она тут привыкла!» Сарочка – болонка, вы поняли.

И деревья во дворе того дома на Кутузовском оставались для меня пока еще огромными-преогромными, сплошные сказочные баобабы, хоть я баобабов и в глаза никогда не видела. На деле они оказывались просто взрослыми липами и тополями, но поскольку детство – это всегда сказка, то и деревья были волшебными. Сказочные магазинчики-дворцы за углом со знакомыми продавщицами-колдуньями...

Его надо, в отличие от окрошки, задумывать заранее. За сутки, скажем. Несколько сырых средних свекол натираем на крупной терке, выдавливаем сок от одного лимона, пару столовых ложек сахара, соль по вкусу и все это заливаем кипятком на сутки.

чеснок, кинзу в кашицу. Добавить кефир, сметану, сок лимона, соль, сахар. Перемешать и залить листья салата. сок половины лимона.

Тюльпаны и другие цветы весной — это была самая важная причина, по которой я рвалась в Голландию. С кухней тут не очень, из самого известного — голландские сыры и селедка.

А я больше всего любила «Шведский домик», в котором когда-то жил Паустовский. У его входа, прямо внизу у двери на цементной плиточке, был отпечаток маленькой девичьей ножки, дочки хозяина, и первые годы моя ступня легко туда помещалась, а потом вымахала и всё, сказка закончилась

Зеркало тоже что-то распознало, не почувствовало, а именно распознало. Ему было знакомо такое ощущение, оно много раз принимало человеческое излучение, которое в быту просто называлось счастьем.

Зеркальная поверхность изменилась в момент хлопка и становилась все более и более тягучей и темной. Я пишу это сейчас вполне хладнокровно, но в тот момент я не знал, останусь жив или нет.