Келлерман Джонатан: Анализ крови

– Я вас прекрасно понимаю, сэр. Я понимаю, что вы любите своих детей. Что ваша жизнь разбита вдребезги. Но и вы должны понять – в этом вся суть психиатрического обследования, – что дети не могут быть ответственны ни за чью жизнь. Для ребенка это непосильная ноша. Ваши дети не могут воспитывать вас, мистер Моуди. Это вам нужно научиться воспитывать их.

Большой карп, почувствовав запах пищи, колебался мгновение, затем прожорливость взяла верх, и сверкающе мускулистое тело, извиваясь, устремилось к поверхности. Остановившись в считанных дюймах от моей руки, он посмотрел на меня. Я постарался изобразить, что мне можно верить.

– Так, сейчас у нас... двадцать один сорок три, а я еще не закончил составлять графики. Это красноречиво говорит о том, каков я. – О, Рауль, ну же, ты это обожаешь! – Ха! Да, обожаю. Как ты меня обозвал несколько лет назад? Типическая личность типа А. – А плюс. – Пусть я умру от инфаркта, но с бумагами у меня все будет в порядке.

– Валькруа один из немногих врачей, кто находит время поговорить по душам с родителями, проявить человеческие качества. Они с Раулем друг друга на дух не переносят, что, в общем-то, объяснимо, если их знать. Оджи считает Рауля фашистом, а тот видит в нем врага, ведущего подрывную деятельность. Скажу тебе прямо, Алекс: работать в этом отделении очень весело.

Лицо Вуди было маленькое и худое, кожа, бледно-прозрачная в искусственном свете, туго обтягивала детские кости. Глаза у мальчика, как и у его сестры, были черные, остекленевшие от лихорадки. Голову венчала густая копна кудрей огненно-рыжего цвета. Химиотерапия, если до нее дойдет дело, безжалостно расправится с этими волосами, оставив жестокое, хоть и временное воспоминание о болезни.