Дивяк Ирен: Скажи Алексу, чтобы не ждал

Если считать их героями, то это станет оправданием для других: каждый сможет сказать — я не рожден, чтобы быть героем.

Сегодняшней ночью все становится почти как прежде: Алекс насвистывает русские песни, Ганс — немецкие, в промежутках между Вилли напевает хоралы, в это мно-гоголосие гармонично вливаются стук пишущей машинки и жужжание гектографа. Сейчас, в шумной суете, они втроем твердо верят в свое дело, верят в мир и свободу, верят в будущее. Им кажется, словно так будет продолжаться всегда.

На мгновение в душе вспыхивает надежда: «А вдруг Ангелика тоже пришла?» Но надежда эта сразу угасает: конечно, Ангелика не проделает многочасовую дорогу только ради того, чтобы помахать Алексу на прощание. Алекс бы приехал ради Ангелики куда угодно, но Ангелика прагматична.

Алекс садится на койке, глубоко вдыхая и выдыхая настоящий русский воздух. Слева лежит Ганс, читая «Братьев Карамазовых». Прежде эта книга ему не нравилась, теперь же его взгляд с интересом скользит по строкам. — Вот теперь, оказавшись в России, я понимаю Достоевского, — говорит он.

Ближе к вечеру они встречают колонну бледных женщин и мужчин, на рукавах у них белеют повязки со звездой Давида. Ганс глядит им вслед, видит кирпичные стены, которые их поглотят, — невысокие, не величественные, но могучие стены Варшавского гетто. Жандармы у ворот проверяют, чтобы эти еврейские узники, возвращающиеся с близлежащих заводов, не пронесли ни на кусочек хлеба больше положенного.