Среди популярных советов, что почитать, меня всегда удивлял один: когда человеку в печали предлагают развлечь себя чем-то веселеньким и легким. Психологи сказали бы, что это бегство от своих настоящих чувств - попытка их закрасить, замельтешить. Как критик и как читатель я подозрительно отношусь к книгам легким: тем, что проходят нечувствительно, уходят бесследно. В горе помогают только горькие книги. Парадокс в том, что и в счастье - тоже. Недаром в религиозном сознании важнейшее место занимает памятование о смерти. Наше счастье глубже, объемней, отчетливей и осознаннее, когда мы не принимаем его как само собой разумеющееся. И, благодаря экстремально серьезным книгам, с особенной остротой чувствуем благодарность за редкую гармонию, которой, после многих печалей, вдруг наполнилась наша жизнь. Итак, вот список книг - для углубления счастья и умягчения печали.
1-2. Анна Клепикова «Наверно я дурак» и Мария Беркович «Нестрашный мир»
Две документальные книги об опыте волонтерства в интернатах для детей с нарушениями развития – а также во взрослых интернатах, куда переводят подросших героев. Первая носит подзаголовок «антропологический роман» и сосредоточена на аналитическом сопровождении нового опыта – в том числе на анализе собственных эмоций, неприятий, предубеждений рассказчицы. Вторая, на которую Клепикова время от времени ссылается, похожа скорее на роман в письмах, но и здесь поток эмоций вправлен в русло – психологических теорий для работы с особенными детьми. Обе книги, однако, оставляют читателя лицом к лицу с вовсе не особенным – обычным, человеческим, только нереально обнаженным. В героях книги неприкрыта, ничем не защищена и в интернатской среде ничем не подпитана и не утолена слишком человеческая жажда: контакта, приятия, личного пространства, минимальной личностной свободы. Чтобы понять многие громкие и больше понятия человеческой жизни, стоит прочитать эти книги, где им дано проявиться на микрон – и это будет заметнее выстрела в триллере.
3. Анна Старобинец «Посмотри на него»
Первая – и уникальная – документальная книга известной писательницы-фантастки рассказывает о пережитом автором опыте прерывания беременности на позднем сроке по медицинским показаниям. Док-роман, из-за которого ломались копья и рвались дружбы в социальных сетях. Книга из двух частей: автобиографического повествования – и журналистских интервью с людьми, в той или иной роли получившими схожий жизненный опыт. Для меня роман стал сильнейшим утешением в утрате. Прежде всего благодаря тому, что он высвечивает абсолютную ценность человеческой жизни – независимо от того, сколько суждено человеку прожить. Даже один день угасающего младенца на руках матери здесь показан как полноценный опыт любви. И кажется, что любой превосходящий один день срок – уже богатство. Роман об утрате от противного доказывает, какое бесценное обретение – возможность родиться, расти и жить.
4. Ксения Букша «Открывается внутрь»
Роман, составленный из цикла новелл о сиротстве, безумии, смерти, герои которых, как и горе их, перешагивают границы глав и сюжетов, создавая ощущение круговорота надежд и слёз. И все же роман – не слезный, и в героях его, при том что вызывают они острое, как приступ, сочувствие, нет ничего жалкого. Ксении Букше удается рассказать о каждом не со стороны – а распознав его неповторимый голос и прибавив ему громкости в общем хоре судеб. Роман-драма, таким образом, лишен невовлеченного зрителя, в нем снесена четвертая стена, и нам ничего не остается, как обживаться прямо на сцене – в мире представлений и чувств героев. Именно возможность непосредственного подключения к герою ломает стереотипы восприятия, обезоруживает и негодование, и жалость. Мы чувствуем, что это круговорот не беды – а жизни, в которой бывает всякое и самый потерянный человек сохраняет достоинство, неповторимость и импульс еще задержаться на этом бликующем свете.
5. Леонид Юзефович «Зимняя дорога»
Документальный эпос, в котором писатель, по его признанию, додумал только одну дату – скорректировал время однажды, чтобы надежнее состыковать сюжетные линии. В остальном Леонид Юзефович скрупулезнее своих источников – и даже порой поправляет авторов дневников, на которые опирается, уличая их в намеренной неточности. Лед и пламя гражданской войны: два пламенеющих каждый своей идеей лидера – красный командир и белый генерал – обречены встретиться и сразиться на ледяных пустынных просторах Якутии. В романе жизнь словно рассказывает себя сама – в бессчетных историях, бережно собранных автором в историю всего лишь вроде бы одного эпизода междоусобной войны. Рассказывает и показывает, что для эпоса, как для Бога, для правды и добра, нет красных и белых, правых и виноватых.
6. Александр Григоренко «Мэбэт» (История человека тайги)
Чистый фикшн: авторский миф, созданный по мотивам ненецких преданий. История успеха в архаической древности – вывернутая наизнанку благодаря магическому пространству мифа. Безупречный, не знающий неудач и слабостей герой Мэбэт вынужден живым отправиться в загробное царство – чтобы там увидеть свою безоблачную жизнь глазами богов. Роман-притча о воздаянии, которое до поры незримо несет каждый наш выбор и шаг.
7. Евгения Некрасова «Калечина-Малечина»
Городская сказка с элементами фольклора: затюканная родителями, затравленная в школе девочка-подросток обретает уверенность и берет реванш благодаря дружбе с кикиморой. Роман-перевертыш историй взросления. Фантастическое допущение обеспечивает героине скорое и безболезненное для нее взросление – но общество взрослых описано в романе так, что умение наконец встроиться в него кажется сомнительным достижением.
8. Владимир Данихнов «Колыбельная»
Роман выдает себя за пародийный триллер о серийном маньяке, нападающем на детей, – но выливается в серийное социально-психологическое портретирование современников. Роман-сон, персонажи которого лепятся друг к другу по причудливой ассоциативной логике, объединенные неготовностью проснуться к любви, ответственности и свободе. Абсурдные связи, дикие основания поступков, заторможенные эмоции или чересчур резкие рывки воли – все это знаки как будто неполного владения собой. Герои романа и живут не в полную силу. Владимир Данихнов заслужил известность как молодой фантаст – однако пристальности наблюдений в этом романе может позавидовать любой писатель-реалист. Знание жизни и человека тут приправлено владением законами абсурда и сна – получается удивительный жанровый коктейль, взрывающийся в воображении читателя сотней колких и одновременно щекотных пузырьков.
9. Елена Лапшина «Сон златоглазки»
Книга стихов, составленная как роман воспитания – развернутый назад. Лирическая героиня этих стихов, в которых фольклорные и религиозные мотивы соединились в узнаваемый авторский миф, восходит к истокам детства, чистоты, красоты, молодости и страсти – чтобы понять: обретения ее куда выше и значительнее, чем утраты. Книга, парадоксально примиряющая с ветшанием, расставанием, страхом, недовольством собой. Книга, где быть некрасивой и тихой – свобода, а красивой и на людях – плен. Книга, которая помогает любить мир особенно нежно благодаря осознанию, что вовсе не в нем – цель нашей временной жизни.
10. Юлия Симбирская «Трогательное ведро»
Прочла книгу с ребенком – и поразилась, как преобразились возможности детского стихотворения в свете вовсе не детской темы: ведь книга о загробной жизни вещей. Герои Симбирской – бытовые мелочи, а то и осколки, выброшенные за ненадобностью. Автору удается согреть их истории постжизни – а по сути несуществования в привычном нам мире – любовью, теплом, новыми, неожиданными отношениями, возможностями и историями. Однако это не отменяет для взрослого читателя ощущения, что вся эта книга – своеобразное памятование о смерти как судьбе всех вещей. И тогда утопия любви и новой жизни в мусорном ведре от детского автора не может не утешать, как новое косвенное доказательство жизни после смерти.
