Служитель Григорий Михайлович: Дни Савелия

Он родился на Таганке, а вырос в Саду им. Баумана. Ритм его жизни строился сообразно пропорциям концерта L’amoroso Антонио Вивальди. За завтраком он узнавал новости из газет, а имя получил в честь трехпроцентного творога, который так любила его мама. Главный персонаж романа Григория Служителя – кот Савелий. Вот он завороженно разглядывает старый дребезжащий трамвай, замерев на рельсах. А вот уже скачет во весь опор в гости к живущей в старой стиральной машине тете Мадлен, чтобы послушать рассказы о старых добрых временах, когда их большая кошачья семья жила дружно и счастливо. Так события, которые произошли задолго до рождения Савелия, становятся частью и его времени. Вскоре беззаботное детство котенка также становится историей. Как замечает сам Савелий, судьба всегда чешет котов против шерсти, и у него было слишком много поводов убедиться в этом на своем горьком опыте.

«Дни Савелия» – книга странствий и потерь, хроника встреч и расставаний котов и людей, которые страдают и мечтают, решают философские дилеммы и принимают жизнь во всем ее многообразии. Впрочем, разница между теми и другими в романе, конечно, условная.

Многоцветный, объемный язык автора «Дней Савелия», его внимание к самым неожиданным деталям в облике и жизни котов и людей, а также мягкий юмор создают особую атмосферу мира Савелия.

Роман Григория Служителя – это и почтительный кивок в сторону классики, и чрезвычайно цепкий – артистический – взгляд на окружающую действительность, и глубина философских размышлений. 

Читая "Дни Савелия", ловил себя на мысли, что в этом романе автор стал полноценным котом. Занятие для столичного жителя нехарактерное, можно сказать — экзотическое, а вот для писателя — очень важное. Своим романом он доказал, что отныне может перевоплотиться в кого угодно, а мы, сидящие в партере, будем затаив дыхание следить за его превращениями. Будем плакать и смеяться. И радоваться тому, что в нашей литературе появился такой Савелий. Ну, и такой Григорий, конечно... 

Евгений Водолазкин

Цитаты из книги

Да, я помню руки каждого. И правые, и левые. Память моя охватывает расстояние от кончиков пальцев до изгибов локтей, дальше все мешается. Руки, пахнувшие несчастливостью, теплые руки старых женщин, отказывающихся мириться с одиночеством, на которое они обречены. Детские руки, не знающие опыта, времени, — эти были особенно грубы со мной. Для них я был придатком к той навязчивой нежности и приторной заботе, которыми они были окружены в их начальной поре. В противоположность им руки сильных здоровых мужчин на поверку оказывались гораздо обходительнее со мной. Потому что я был тем, чего они были лишены. Эти рабочие, охранники, полицейские, нищие и бродяги кормили меня на убой. Они узнавали во мне себя. Тех себя, какими они оставались внутри, но какими им было строго-настрого запрещено оставаться во взрослой жизни. Эти мужчины бунтовали. Они не выдерживали ответственности и долга, которыми были отягчены по праву чьего-то жребия, но им приходилось играть согласно правилам. Им приходилось до конца исполнять свои обязанности. Они тащили за собой глухой рояль величиной с пятиэтажный дом, набитый неудачами, неизрасходованной силой, обидами и злобой. Поэтому со мной они были особенно добры.

Золотой песок на дне горной речки, который нам незачем выуживать из воды и просеивать сквозь сито. Это наша память друг о друге. Память — странная штука. Это мезальянс вечности и нашей временной теплоты. Небольшое, но бесценное богатство. Это трение глаз о звездное небо. Любовь моя. Единственная моя любовь. Ты единственная моя память. И она тянулась ко мне.   

Когда мы с Гретой молча глядели в окно и видели вокруг белый тихий пейзаж, нам казалось, что весь огромный мир обрушился и остался только этот маленький пятачок земли на Покровском бульваре. И все тут собрались, а за краем уже больше ничего не осталось. Все исчезло. Возможно, так оно и было. Так оно и было.

Я хотел вернуться в Шелапутинский, как испанский галеон возвращается в родной порт, груженный золотом, специями и рабами. Люди уходят в армию, коты уходят в город. Таков ход вещей. Я ждал.

Да, было то и было это. Был голод и морозы. Было умеренное насилие и безграничная ласка. В целом удача была на моей стороне. Несмотря на насущные труды, я оставлял себе время на размышления, что, согласитесь, в моих диких условиях большая роскошь.  

Аннотация